Понедельник
23.09.2024
15:25

Kenguru

Школа вероятностного образования Александра Лобка.

Идеологическая подоплека

Идея вероятностного образования – образования, которое целиком и полностью строилось бы на непрограммируемой, неплановой основе – идея, не являющаяся новой в педагогике. В Вольные школы античных философов, мастерские ремесленников и художников, когда идет процесс делания чего-то, а ученики в это делание деятельно вовлечены – это ведь и есть не что иное, как открытые педагогические студии, в которых реализуется вероятностный образовательный процесс. Да и сама человеческая жизнь есть не что иное, как сумма не планируемых заранее образовательных встреч с кем-то или с чем-то, и эта жизнь есть самый мощный образовательный институт, изобретенный когда-либо человечеством. «Школа жизни» – говорим мы, и понимаем, что это – самая мощная школа, с которой приходится иметь дело каждому человеку. Школа, заметим, на вероятностной основе.

Прикладная философия свободы

Александр Лобок - доктор философских наук. Его интересует культура и человек в ней. "Жизнь культуры пронизана духом творческой непредсказуемости, - считает Саша, - и потому здесь принципиально невозможно спланировать появление творческого гения или какого-либо его конкретного открытия". В Екатеринбурге у Саши своя маленькая экспериментальная школа. Называется она школой вероятностного образования.

Я приехала в Екатеринбург вовремя. В маленькой школе как раз случилась революция: взбунтовался старший, девятый, класс. Подростки, привыкшие считать себя продвинутыми, вдруг обнаружили, что не знают элементарного. И запросили знаний.

Вернувшийся из командировки на излете бунта Александр Михайлович Лобок страшно всему происходящему обрадовался, поскольку произошло наконец то, ради чего он все и затевал. То, чего ждал. Больше того - на что надеялся.

В начале девяностых в одной из средних школ города Екатеринбурга открылся первый экспериментальный класс Александра Лобка. Событие тем более странное, что в те времена для местной педагогической публики Лобок был фигурой слишком уж одиозной: носил длинные волосы, более приличествующие музыканту или поэту, крыл на чем свет стоит советскую среднюю школу и при этом даже не морщился.

Но начало девяностых - время неожиданных решений. И класс появился, не добавив, впрочем, его создателю никакой респектабельности. Легенды гласят, что студентам местного пединститута запрещали ходить к Лобку на практику. И не только из-за того, что был он слишком вольнодумен. И не только из-за того, что уклад жизни в его классе подрывал все мыслимые представления о том, как надо учить детей. И даже не из-за того, что тут вообще как будто бы и не стремились их чему-либо научить. Многие педагогические люди были уверены: Лобок - сумасшедший. Ну, в самом деле, только сумасшедший может заявить, что прежде чем учить детей читать, их надо научить писать. И не просто "мама мыла раму", а собственные стихи!

Жить в вероятностном мире

Пожалуй, Лобку простили бы все странности методики, если бы он пообещал сделать из детей вундеркиндов. А он не обещал, да и не собирался этого делать. Он погружал детей в культуру единственно возможным способом - давая им творить. Почему именно стихи? Потому что с человеческой речи началась культура. С речи начинается жизнь ребенка среди людей.

Считается, что школа должна давать знания, умения и навыки. Лобок категорически против. Он говорит: школа должна помочь человеку стать образованным, должна ввести его в мир культуры, должна научить его принимать собственные независимые решения. Она должна научить его жить в вероятностном мире.

А разве обычная, традиционная школа не в состоянии это сделать? Нет, нет и нет, уверяет Лобок. И у него для этого есть достаточно веские основания.

"Когда б вы знали, из какого сора растут стихи..." И не только стихи, конечно. Из какого сора, из какого спора с самим собой вырастают новые идеи. А Саше Лобку было с чем поспорить. Мама - один из лучших учителей Екатеринбурга, бессменный директор школы, в которой Саша проучился десять лет. Главный страх его детства - получить четверку и опозорить маму. Именно четверку, потому что Саша был круглым, безнадежным отличником. После школы он с легкостью поступил на философский факультет университета ... и после первой же сессии попал в больницу с нервным срывом - получил тройку по высшей математике. Первую тройку в своей жизни. Страшный удар по любовно взращенному школой перфекционизму.

Саша говорит: "Вышла полная ерунда: я идеально функционировал в школе - и оказался совершенно не способным выдержать напряжение реальной жизни. Я почувствовал себя изгоем. И однажды подумал: зачем вся эта школа, зачем десять лет набивать детей знаниями, которые не помогают жить в мире, где не ставят оценок, где нет расписания и плана на десять лет вперед? В конце концов, зачем все это, если ни одно из знаний не помогает мне, когда надо пригласить погулять любимую девушку?"

Ах, вот вы про что, скажет читатель. Вы, оказывается, про жизнь да про любовь. А мы думали - про то, как грамоте учить. Но вот ведь странная история: все почему-то уверены, что можно сначала по-быстрому научить грамоте, закону Ома, правилам логорифмирования, неправильным глаголам, сложению и вычитанию векторов, а уже потом, когда все будет необходимым образом усвоено, учить жизни. Словно то, каким образом учат правилам, никак не отражается на том, как человек потом будет жить. Словно никому неизвестно, что со своей жизнью человек будет делать ровно то же самое, что с законом Ома или с глаголами. И, набивая шишки, убеждаться, что в жизни все происходит вопреки правилам, усвоенным в школе.

Место встречи

Когда пишешь про школу, постоянно подстерегает опасность - засюсюкать. А тебе, не вдаваясь в тонкости дидактики и методологии, надо объяснить читателю, что от одного легкого сдвига в сторону атмосфера в классе полностью меняется. Вот, например, какая разница, стоят столы кругом или, как обычно, в три ряда? И вообще, как вы думаете, что за странная такая традиция - сажать ребятишек рядами, затылок в затылок? Ведь не в строю же они, в самом деле, не на плацу. Зачем же затылок в затылок? Ответ настолько же простой, насколько и циничный. А чтоб не отвлекались на посторонние взгляды, чтоб видели только глаза учителя. Посади детей в круг - и всей дисциплине конец, и уроку конец, потому что пойдут сплошные развлечения и бесилки.

Лобок же уверен: чтобы началось образование, надо именно так посадить детей, чтобы они видели не только глаза учителя, но и друг друга. Если, конечно, не считать образованием передачу формул, дат, сведений и правил, умений и навыков. А что же тогда считать образованием?

Саша Лобок любит повторять: образование происходит в месте встречи. Ну да, ну да - имеется в виду "И тут произошла встреча, которая перевернула..." Будь то встреча с человеком, открывшим неведомые доселе горизонты, или с книгой, на которую отозвались душа и разум.

Детство до предела наполнено встречами. А школа, сколько существует, пытается решить один и тот же вопрос: как заставить детей учиться? Словно заранее предполагается, что они этого не хотят. Но заметьте: шестилетка своими постоянными вопросами сбивает родителей с ног, а когда он попадает в школу, его неуемную познавательную энергию безжалостно запихивают в рамки образовательных программ. С лучшими, конечно же, побуждениями: культура ведь такая необъятная, и как детям, таким маленьким, в ней разобраться? Но фокус в том, что детям не хочется ходить за знаниями по чужим маршрутам. А что, если учить их не по программе, а по потребностям?

Из пункта А в пункт В

Мы предпочитаем жить, просматривая свое движение во времени почти до пенсии. Вот я иду в детский сад. Потом в первый класс. Поступаю в институт. Устраиваюсь на работу... И каждому ужасно хочется, чтобы поезд, вышедший из пункта А, обязательно прибыл в пункт В. Лобок же ничего про пункт В не знает - да и знать-то не хочет. Его занимает другое: что с этим поездом происходит? Правда, с таким подходом до пункта В можно вообще не добраться. А, может, нам туда и не надо? Тогда, скажите, куда надо. И получается, прямо как в кэрроловской "Алисе": куда ведет эта дорога? А это, смотря, куда ты хочешь попасть. Фокус в том, что куда попасть тебе лично, решаешь ты сам. Это и есть вероятностное образование.

Битва со страхом

Учительница пятиклашек говорит: "Максим и Сеня хотят сегодня позаниматься алгеброй". Хорошо, отвечает Александр Михайлович, может быть, к ним кто-нибудь хочет присоединиться? Поднимаются еще две руки. А остальные? Остальные не хотят. И тогда Лобок делает неожиданный ход: предлагает классу разбиться на четыре команды - по числу желающих заниматься алгеброй - чтобы те, кому алгеброй заниматься интересно, объяснили, почему им интересно, а те, кому не интересно, поделились бы соображениями, почему им не интересно. Говорит и уходит. Как потом выяснилось, не очень надеясь на успех.

Тем не менее, почему пятиклашки не хотят заниматься алгеброй, выясняется довольно скоро: алгебра ведь трудный предмет, и не у всех все сразу получается. И тут Лобок делает совсем уж неожиданный ход: спрашивает детей, какие они знают способы справиться со своими страхами?

"Когда снится страшный сон, - говорит одна девочка, - надо себя ущипнуть. Тогда проснешься и поймешь, что это всего лишь сон". Понятно, отвечает Лобок, так и запишем: если не хочется заниматься алгеброй, надо себя ущипнуть, и тогда алгебра куда-нибудь денется. И записывает все эти слова на доске.

"А я слышал, что если чего-то боишься, надо нарисовать свой страх на бумаге, а потом его потоптать или сжечь", - говорит еще один специалист по страхам. Что ж, отвечает Лобок, годится и это: написать на бумаге побольше примеров и хорошенько их потоптать.

Потом поступает еще несколько предложений, и когда на доске возникает целый список борьбы со страхом перед алгеброй. "Теперь, - говорит Лобок, - пусть каждый выберет себе из перечисленных вариантов наиболее подходящий и попробует его. А я пока напишу на доске уравнение, которое вы потом будете решать. Вот и посмотрим, какие способы помогают, а какие нет".

Народ, конечно, больше всего вдохновился топтанием. Дети бросали на пол листочки и с удовольствием приплясывали на них. Кому-то в голову пришла мысль: если боишься Александра Михайловича, надо нарисовать его на бумажке, а потом потоптать. Мысль понравилась, но сам Александр Михайлович сказал, что сейчас урок по топтанию алгебры, а не Александра Михайловича, и идею оставили на потом.

А когда каждый попробовал с помощью выбранного метода победить страх - а некоторые для надежности опробовали несколько способов - все как ни в чем ни бывало уселись решать написанное на доске уравнение: потому что ведь очень интересно, сработал хоть какой-нибудь или нет.

Александру Лобку постоянно приходится доказывать, что урок в этой школе рождается на глазах. Ну, кто бы мог подумать, что затея с обсуждением страхов так замечательно удастся? Ты бы могла? - наступает на меня Лобок. Ну вот, и я бы не мог. А если бы про страхи не получилось? - спрашиваю я. Ну и что, - отвечает Саша, - получилось бы с чем-нибудь другим.

Время пришло

Вернемся к бунту девятиклассников. Кстати сказать, это те самые дети, с которых все и началось. Восемь лет они жили по никем не писаным законам. Занимались только тем, что просила душа, вместо прописей писали стихи, особенным образом постигали законы математики - словом, жили в пространстве вероятностного образования.

Вот, например, в прошлом году решил Александр Михайлович позаниматься с детьми историей. Взял Карамзина, стал вести урок. А они не хотят. Ну и не надо, решил Лобок. Значит, время не пришло.

А в этом году сами запросили. И на уроках сидят тише воды, конспекты строчат, Карамзина читают, по Китаю доклады готовят, карты рисуют... Значит, время пришло.

Оно пришло не только для Карамзина. Случившийся бунт как раз и доказывает: если не набивать детей знаниями, а дать им пожить в культуре, выбирая из нее только то, к чему лежит душа, рано или поздно подросший человек сам начнет требовать системы. Сам захочет слушать лекции (даже не особенно увлекательные), решать сложные уравнения и писать конспекты. От желания все знать он сам дорастет до необходимости добывать знания с трудом.

А дело педагога (да и взрослого вообще) набраться терпения и дожидаться. И это, пожалуй, самое трудное. Мы как будто не доверяем детям: а вдруг они, отпущенные на волю, так ничего и не захотят? Вдруг им не нужна никакая культура?

Едва познакомившись с девятиклассниками, я задала Саше Лобку вопрос: "Кто они у тебя получились, гуманитарии или технари?" Он посмотрел на меня с сожалением. И теперь я готова это сожаление разделить: они получились открытыми, жадными до знаний и готовыми принимать собственные решения. Разве этого мало?

Но на самом деле эксперимент еще не закончился. Саша говорит: "Пройдет еще десять лет, и станет ясно, какими они получились. Тогда и поговорим, ладно?"